Неточные совпадения
— Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника; он мне знаком — был прошлого года в отряде; как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто,
люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за
слепой! ходит везде один, и на базар, за хлебом, и за водой… уж видно, здесь к этому привыкли.
Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех
слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью
человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и
людейНа самом утре наших дней.
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами правой руки по книжке, продолжал: — Эта книжка озаглавлена «Исповедь
человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай в самом себе лабораторию и разлагай в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт прошлого». Он прочитал «
Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все человечество слепо.
— Насколько ты, с твоей сдержанностью, аристократичнее других! Так приятно видеть, что ты не швыряешь своих мыслей, знаний бессмысленно и ненужно, как это делают все, рисуясь друг перед другом! У тебя есть уважение к тайнам твоей души, это — редко. Не выношу
людей, которые кричат, как заплутавшиеся в лесу
слепые. «Я, я, я», — кричат они.
Он закрыл глаза, и, утонув в темных ямах, они сделали лицо его более жутко
слепым, чем оно бывает у
слепых от рождения. На заросшем травою маленьком дворике игрушечного дома, кокетливо спрятавшего свои три окна за палисадником, Макарова встретил уродливо высокий, тощий
человек с лицом клоуна, с метлой в руках. Он бросил метлу, подбежал к носилкам, переломился над ними и смешным голосом заговорил, толкая санитаров, Клима...
Угловатые движенья девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья, в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее
слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та была подростком тринадцати — четырнадцати лет. Климу казалось, что девушка чем-то смущена и держится, как
человек, захваченный врасплох. Она забыла переодеться, халат сползал с плеч ее, обнажая кости ключиц и кожу груди, окрашенную огнем лампы в неестественный цвет.
Нет, историю двигают, конечно, не классы, не
слепые скопища
людей, а — единицы, герои, и англичанин Карлейль ближе к истине, чем немецкий еврей Маркс.
Ночью он прочитал «
Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл пьесы Клим не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве
людей быть жестокими в любви, он спросил себя...
— Как
слепой в яму упал, — вставил Варавка, а Клим, чувствуя, что он побледнел от досады, размышлял: почему это случается так, что все забегают вперед его? Слова Томилина, что
люди прячутся друг от друга в идеях, особенно нравились ему, он считал их верными.
За чаем Клим говорил о Метерлинке сдержанно, как
человек, который имеет свое мнение, но не хочет навязывать его собеседнику. Но он все-таки сказал, что аллегория «
Слепых» слишком прозрачна, а отношение Метерлинка к разуму сближает его со Львом Толстым. Ему было приятно, что Нехаева согласилась с ним.
Человек в перчатках разорвал правую, резким движением вынул платок, вытер мокрое лицо и, пробираясь к дверям во дворец, полез на
людей, как
слепой. Он толкнул Самгина плечом, но не извинился, лицо у него костистое, в темной бородке, он глубоко закусил нижнюю губу, а верхняя вздернулась, обнажив неровные, крупные зубы.
Покачнулся и пошел в буфет, толкая
людей, как
слепой.
Ольга не знала этой логики покорности
слепой судьбе и не понимала женских страстишек и увлечений. Признав раз в избранном
человеке достоинство и права на себя, она верила в него и потому любила, а переставала верить — переставала и любить, как случилось с Обломовым.
— Нет, не камнем! — горячо возразила она. — Любовь налагает долг, буду твердить я, как жизнь налагает и другие долги: без них жизни нет. Вы стали бы сидеть с дряхлой,
слепой матерью, водить ее, кормить — за что? Ведь это невесело — но честный
человек считает это долгом, и даже любит его!
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с старой правдой, бросающееся к новой, которая давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только
слепого презрения ко всему старому, не различавшего старого зла от старого добра, и принималась на веру от не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых
людей — без имени, без прошедшего, без истории, без прав.
Он свои художнические требования переносил в жизнь, мешая их с общечеловеческими, и писал последнюю с натуры, и тут же, невольно и бессознательно, приводил в исполнение древнее мудрое правило, «познавал самого себя», с ужасом вглядывался и вслушивался в дикие порывы животной,
слепой натуры, сам писал ей казнь и чертил новые законы, разрушал в себе «ветхого
человека» и создавал нового.
— Оттого и разные веры, что
людям верят, а себе не верят. И я
людям верил и блудил, как в тайге; так заплутался, что не чаял выбраться. И староверы, и нововеры, и субботники, и хлысты, и поповцы, и беспоповцы, и австрияки, и молокане, и скопцы. Всякая вера себя одна восхваляет. Вот все и расползлись, как кутята [Кутята — щенки.]
слепые. Вер много, а дух один. И в тебе, и во мне, и в нем. Значит, верь всяк своему духу, и вот будут все соединены. Будь всяк сам себе, и все будут заедино.
Пришедшим
слепым нищим он дал рубль, на чай
людям он роздал 15 рублей, и когда Сюзетка, болонка Софьи Ивановны, при нем ободрала себе в кровь ногу, то он, вызвавшись сделать ей перевязку, ни минуты не задумавшись, разорвал свой батистовый с каемочками платок (Софья Ивановна знала, что такие платки стоят не меньше 15 рублей дюжина) и сделал из него бинты для Сюзетки.
— Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский
человек, как мне кажется, по своей славянской природе, чужд такого духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к
слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.
— Именно? — повторила Надежда Васильевна вопрос Лоскутова. — А это вот что значит: что бы Привалов ни сделал, отец всегда простит ему все, и не только простит, но последнюю рубашку с себя снимет, чтобы поднять его. Это
слепая привязанность к фамилии, какое-то благоговение перед именем… Логика здесь бессильна, а
человек поступает так, а не иначе потому, что так нужно. Дети так же делают…
— Папа, я неспособна к этому чувству… да. Я знаю, что это бывает и что все девушки мечтают об этом, но, к сожалению, я решительно не способна к такому чувству. Назови это уродством, но ведь бывают
люди глухие, хромые,
слепые, вообще калеки. Значит, по аналогии, должны быть и нравственные калеки, у которых недостает самых законных чувств. Как видишь, я совсем не желаю обманывать себя. Ведь я тоже средний
человек, папа… У меня ум перевешивает все, и я вперед отравлю всякое чувство.
Замараев поселился у Галактиона, и последний был рад живому
человеку. По вечерам они часто и подолгу беседовали между собой, и Галактион мог только удивляться той особенной деревенской жадности, какою был преисполнен суслонский писарь, — это не была даже жажда наживы в собственном смысле, а именно
слепая и какая-то неистовая жадность.
Вылетев навстречу
человеку или собаке, даже лошади, корове и всякому животному, — ибо
слепой инстинкт не умеет различать, чье приближение опасно и чье безвредно, — болотный кулик бросается прямо на охотника, подлетает вплоть, трясется над его головой, вытянув ноги вперед, как будто упираясь ими в воздух, беспрестанно садится и бежит прочь, все стараясь отвести в противоположную сторону от гнезда.
Мать смотрела на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один Максим будто не замечал, какое действие производит шумное общество на
слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым
людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
Между тем молодые
люди с нетерпением ждали этого ответа. Студент приподнялся на локте и повернул к девушке лицо, оживленное любопытством. Ее сосед уставился на нее спокойным, пытливым взглядом.
Слепой переменил свою непринужденную позу, выпрямился и потом вытянул голову, отвернувшись лицом от остальных собеседников.
В зале настала глубокая тишина, когда на эстраде появился молодой
человек с красивыми большими глазами и бледным лицом. Никто не признал бы его
слепым, если б эти глаза не были так неподвижны и если б его не вела молодая белокурая дама, как говорили, жена музыканта.
— В этой истории, — продолжал молодой
человек задумчиво, — есть еще другое лицо, хоть мы напрасно искали здесь другой плиты. Судя по старой записи, которую мы нашли в монастыре, рядом с Карым похоронен молодой бандурист…
слепой, сопровождавший атамана в походах…
Молодые
люди оставались в саду. Студент, подостлав под себя свитку и заломив смушковую шапку, разлегся на траве с несколько тенденциозною непринужденностью. Его старший брат сидел на завалинке рядом с Эвелиной. Кадет в аккуратно застегнутом мундире помещался с ним рядом, а несколько в стороне, опершись на подоконник, сидел, опустив голову,
слепой; он обдумывал только что смолкшие и глубоко взволновавшие его споры.
Впрочем, при входе молодых
людей в гостиной стояла такая тишина, что
слепой мог считать комнату пустою…
Поэзия первого зимнего дня была по-своему доступна
слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью
людей, входящих в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся по всему дому, по скрипу шагов на дворе, по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он выезжал с Иохимом по первопутку в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с дорогой и полем.
Кто смотрел на него, как он уверенно выступал в комнатах, поворачивая именно там, где надо, и свободно разыскивая нужные ему предметы, тот мог бы подумать, если это был незнакомый
человек, что перед ним не
слепой, а только странно сосредоточенный ребенок с задумчивыми и глядевшими в неопределенную даль глазами.
— Поющий сию народную песнь, называемую Алексеем божиим
человеком, был
слепой старик, седящий у ворот почтового двора, окруженной толпою по большей части ребят и юношей.
Тот же критик решил (очень энергически), что в драме «Не так живи, как хочется» Островский проповедует, будто «полная покорность воле старших,
слепая вера в справедливость исстари предписанного закона и совершенное отречение от человеческой свободы, от всякого притязания на право заявить свои человеческие чувства гораздо лучше, чем самая мысль, чувство и свободная воля
человека».
Это была только
слепая ошибка фортуны; они следовали сыну П. На него должны были быть употреблены, а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П. Если б я был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы был отдать его сыну половину всего моего наследства; но так как я прежде всего
человек расчетливый и слишком хорошо понимаю, что это дело не юридическое, то я половину моих миллионов не дам.
Вспомнил он отца, сперва бодрого, всем недовольного, с медным голосом, потом
слепого, плаксивого, с неопрятной седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку вина и залив себе салфетку соусом, вдруг засмеялся и начал, мигая ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится
человек от мгновенной внутренней боли, и встряхнул головой.
— Не
слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает это в наше время одна прелестнейшая из женщин, но не в этом дело: этот Гомер написал сказание о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие в деяниях человеческих, — словом, боги у него низводятся до
людей, но зато и
люди, герои его, возводятся до богов; и это до такой степени, с одной стороны, простое, а с другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы это сочинил один
человек, а думали, что это песни целого народа, сложившиеся в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
— Майданов, — сказала княжна высокому молодому
человеку с худощавым лицом, маленькими
слепыми глазками и чрезвычайно длинными черными волосами, — вы, как поэт, должны быть великодушны и уступить ваш билет мсьё Вольдемару, так, чтобы у него было два шанса вместо одного.
Вообще Горемыкин жил полной, осмысленной жизнью только на фабрике, где чувствовал себя, как и все другие
люди, но за стенами этой фабрики он сейчас же превращался в
слепого и глухого старика, который сам тяготился своим существованием.
И, видимо чувствуя что-то большое, чего не мог выразить обычными словами,
человек ругался крепкой руганью. Но и злоба темная,
слепая злоба раба, шипела змеей, извиваясь в злых словах, встревоженная светом, упавшим на нее.
И если доселе всякий
человек, как образ первого греховного Адама, искал плотского, на
слепой похоти основанного союза с своею отделенною натурою, то есть с женою, так ныне, после того как новый Адам восстановил духовный союз с новою Евою, сиречь церковью, каждый отдельный
человек, сделавшись образом этого небесного Адама, должен и в натуральном союзе с женою иметь основанием чистую духовную любовь, которая есть в союзе Христа с церковью; тогда и в плотском жительстве не только сохранится небесный свет, но и сама плоть одухотворится, как одухотворилось тело Христово.
Дело совсем не в поимке так называемых упразднителей общества, — гремели мы, которые как ни опасны, но представляют, в сущности, лишь
слепое орудие в руках ловких
людей, а в том, чтобы самую мысль, мысль, мысль человеческую окончательно упразднить.
— Мы
люди веселые, — отвечал
слепой, — исходили деревни и села, идем из Мурома в Слободу, бить баклуши, добрых
людей тешить, кого на лошадь подсадить, кого спешить!
— Дядя! — сказал поспешно Перстень, — забудь прошлое; мы ведь теперь не разбойники, а
слепые сказочники. Вон скачут царские
люди, тотчас будут здесь. Живо, дядя, приосанься, закидай их прибаутками!
— Живем, как
слепые щенята, что к чему — не знаем, ни богу, ни демону не надобны! Какие мы рабы господа? Иов — раб, а господь сам говорил с ним! С Моисеем тоже! Моисею он даже имя дал: Мой сей, значит — богов
человек. А мы чьи?..
Качаясь на тонких ногах, точно земля под ним волнуется, разводя руками,
слепой и звонкий, он как бы перестал быть
человеком, стал трубою горниста, свирелью пастуха.
— Ты гляди, какая она веселая, али это икона? Это — картина,
слепое художество, никонианская забава, — в этой вещи и духа нет! Буду ли я неправо говорить? Я —
человек старый, за правду гонимый, мне скоро до бога идти, мне душой кривить — расчета нет!
Матвей опустил голову и подумал про себя: «правду говорит — без языка
человек, как
слепой или малый ребенок». А Дыма, хоть, может быть, думал то же самое, но так как был
человек с амбицией, то стукнул кружкой по столу и говорит...
Как ни странно сказать это, единственное объяснение этого удивительного явления — то, что
люди эти находятся в том же состоянии, в котором находятся те загипнотизированные
люди, которым, как говорят, приказывают воображать или чувствовать себя в известных условных положениях и действовать так, как бы действовали те существа, которых они изображают; как, например, когда загипнотизированному лицу внушено, что он хромой, и он начинает хромать,
слепой, и он не видит, что он зверь, и он начинает кусаться.
Одетая в тёмное, покрытая платком, круглая и небольшая, она напоминала монахиню, и нельзя было сказать, красива она или нет. Глаза были прикрыты ресницами, она казалась
слепой. В ней не было ничего, что, сразу привлекая внимание, заставляет догадываться о жизни и характере
человека, думать, чего он хочет, куда идёт и можно ли верить ему.